Posted in (первый рaз нaблюдaю, кaк мeняются мужскиe лицa быть вxoдe в гaрeм
Всe виднo изо стaмбульскoгo двoрцa Тoпкaпы. Нa сeвeрo-зaпaд — буxтa Зoлoтoй Рoг, нa сeвeр — eврoпeйскиe квaртaлы Пeры с изящным гeнуэзским aбрисoм Гaлaтскoй бaшни, нa сeвeрo-вoстoк — Бoсфoр с eдинствeнным в мирe мoстoм, сoeдиняющим двa кoнтинeнтa, нa вест — азиатский Стамбул с прелестным маяком получай островке посреди пролива, получи юг — Мраморное море, нате запад — великие мечети.
В Топкапы есть смысл прийти только ради видов, без- заходя ни в одно сажание. Однажды я так и сделал: безлюдный (=малолюдный) из снобизма, а просто повсюду уже побывал, и по нескольку в кои веки, всякий раз наблюдая, равно как по-особому меняются мужские лица близ входе в гарем.
Туда идешь выше Средние ворота с остроконечными башнями, которые на первых порах кажутся неуместной здесь готикой, а вслед за тем понимаешь, что это укороченные минареты. Вслед за этим по большому саду, дивясь виду по правую руку: десяток мощных, почти заводских, труб — такова султанская мартен, там и плиты, и жаровни, и котлы так же впечатляющие. Сворачиваешь неправомерно, не доходя до арсенала и дивана (в духе все-таки мило назывался преторий министров), попадая в жилье евнухов. Рядышком, точь в точь легко понять, и гарем. В аскетичной табличке так и написано: Harem.
Зато в середке никакой аскезы. Изразцы причудливого орнамента и общего голубого оттенка, ковры, тахты, кресла, фонтаны, внутренние дворики с деревьями, кустами, цветниками. Тут. Ant. там не могло не существовать красиво — иначе это тюремное мнение. Надо вдуматься: девушки торчали на) этом месте сутками напролет в чудовищной скуке. Наподобие бы ни был любвеобилен украшение, их-то были сотни. А симпатия ведь еще ездил в войну и в другие командировки. Близ самой живой ротации далеко не до всех доходила колонна: некоторые в гареме помирали, неизвестно зачем ни разу не отдохнувши.
Тут. Ant. там есть смысл доставить себя дополнительное развлечение, разглядывая без- только гарем, но и туристов (да что вы и в зеркало неплохо бы осмотреться). Глаза одновременно замасливаются и затуманиваются: происходит умозрительная воплощение подспудных мужских желаний.
А вместе с тем одна чистая фантазия, никого нет же там нет: один с половиной века с лишним в Топкапах никаких султанов. А вишь когда в гарем в 1810 году попал самый именитый европейский визитер лорд Байрон, тутовник было около 400 женщин. По причине посольским связям Байрона семо пустили по блату, сделав уклонение. Ему очень понравилось. Между тем этого термина не существовало, хотя он был классическим мужчиной-шовинистом: «Я презираю женщин… Турки и в принципе восточные народы лучше решают сии задачи, чем мы. Они запирают женщин, и тетя более счастливы. Дайте женщине гладь и несколько сладких пампушек, и свыше ей ничего не нуждаться». В другой раз Байрон сказал: «Чтоб лучше женщина болтает, а ведь, когда она молчит, возникает опасение, что она думает».
С идейными установками сочеталась и эстетика: ему нравились нежный пол Востока с их чувственными формами (о своей любовнице Каролине Лэм: «Ей неважный (=маловажный) хватает той округлости, которую невыгодный может заменить элегантность»). Маловыгодный то чтобы восточные бабье сословие были в среднем толще, хотя таков был там верх совершенства красоты, который Байрону импонировал: ум принято отождествлять с тонкостью, а умных женщин возлюбленный декларативно не любил.
«Женское сыны земли» (его слово — womankind) отомстило Байрону. Первостепенный герой-любовник эпохи вдоль-настоящему любил ту, с которой соединиться внутренние резервы не было, — свою сестру. Просто-напросто по отцу, правда, только и этого достаточно. Тот многосотенный сераль, через который Байрон шел всю долгоденствие, не восполнял утраты.