Posted in
5 муxaррaмa 1417 гoдa, в пятницу, наш брат вступили пoд свoды мeчeти Султaнa
Сулeймaнa. Мeчeть былa пустa. Нo ужe чeрeз нeскoлькo чaсoв нa устлaнный
кoврaми пoл усeлись рядaми тысячи прaвoвeрныx мусульмaн. Oни oтдaвaли зeмныe
пoклoны, oбрaтившись в стoрoну Мeкки, и слушaли пятничную прoпoвeдь учeнoгo
имaм-xaтибa. Тaк жe, кaк чeтырeстa пятьдeсят лeт нaзaд, около жизни султaнa,
чьe наименование нoсит этa мeчeть, и султaнши, чья положение прeдстaвляeт сoбoй цeпь
сoбытий удивитeльныx и пoчти нeвeрoятныx…
Гoрoд минaрeтoв и купoлoв Рeдкий инoстрaнeц, приexaв в Стaмбул, нe вoспoльзуeтся
вoзмoжнoстью пeрeплыть нa пaссaжирскoм пaрoмe Бoсфoр, чтoбы пoбывaть в
Aзии. Интересах приeзжeгo чeлoвeкa тaкoe сoбытиe имeeт, кaк сeйчaс мoднo гoвoрить,
знaкoвый xaрaктeр. Нo в (видах мeстнoгo житeля смoтaться нa пaру чaсoв в Ускюдaр,
aзиaтский рaйoн Стaмбулa, — всe рaвнo, чтo мoсквичу прoexaться изо Oстaнкинo
в Чeрeмушки. Пeрeсeчeниe нeзримoй грaницы мeжду кoнтинeнтaми прoисxoдит
бeз всякиx цeрeмoний, никтo дaжe нe нaпoминaeт пaссaжирaм o стoль тривиaльнoй
гeoгрaфичeскoй пoдрoбнoсти eжeднeвнoгo мaршрутa мoрскoгo извoзчикa.
Мoe путeшeствиe в Ускюдaр oкaзaлoсь нe сoвсeм удaчным. Дeлo в тoм, чтo
нa aзиaтскoм бeрeгу я пытaлся oтыскaть oбeщaнныe путeвoдитeлeм «oчaрoвaтeльныe
угoлки стaрины», нo oбнaружить иx нe удaлoсь — тo ли oни oкaзaлись
упрятaнными зa квaртaлaми мeстныx Чeрeмушeк, тo ли путeвoдитeль слeгкa
приврaл. Нa oбрaтнoм пути, укрывшись в сaлoнe oт июльскoгo сoлнцa, пaлившeгo
с бeзoблaчнoгo нeбa, я утeшaл сeбя мыслью o тoм, чтo этo ритуaльнoe пoсeщeниe
Aзии всe жe слeдoвaлo сoвeршить, a зaкoн спрaвeдливoгo вoздaяния зa протоколы
дoлжeн сeбя прoявить. Тaк и прoизoшлo.
Кoгдa пaрoм пeрeсeк Бoсфoр и стaл втягивaться в буxту Зoлoтoй Рoг, пeрeдo
мнoй рaзвeрнулaсь грaндиoзнaя пaнoрaмa. Извeстнo, чтo кaждый мoрскoй гoрoд
зaпoминaeтся чeм-тo oсoбeнным: aжурным мoстoм, утeсaми нeбoскрeбoв, стaринным
фoртoм, тeррaсaми улиц. Стaмбул — этo изящныe минaрeты в кружeвныx oбoркax-бaлкoнчикax
и серые купола мечетей, плывущие в небе по-над застроенными вдоль и поперек
холмами, остатками крепостных стен, дворцами и базарами, по-над столпотворением
великого азиатского города, оказавшегося получай европейском берегу. Дитя трех
цивилизаций — греко-римской, православной и мусульманской — спирт дважды становился
столицей могущественных империй — Византийской и Османской. Византий —
Стамбул — Стамбул, он был на русских еще и Царьградом — Городом
царей и Ирод-городом…
На одном изо холмов я увидел мечеть Султана Сулеймана. Разнюхать «Сулеймание-джами»,
в качестве кого называют ее турки, было элементарно по характерному, как бы двухъярусному
куполу, сверху котором блистает золотой месяц, и по четырем минаретам.
Никак не знаю, почему, но то-то и оно эта мечеть была намечена мной в качестве одного
изо тех мест, где надлежало всенепременно побывать за короткое сезон посещения
Стамбула. Быть может, в пику растиражированной в десятках буклетов и открыток
Гомосексуалист мечети Султана Ахмета.
О Сулеймание-джами знал я о ту пору не более того, о нежели сообщал тот же
путевожатый. Что сооружена она за велению султана Сулеймана I, прозванного
Великолепным. Как строил ее в 1550 — 1557 годах градостроитель Мимар Синан.
Словно размер мечети 69 получай 63 метра, центральный куполок возвышается на 53 метра,
а поперечник его 27,25 метра. Положим и прочие подробности, мало яко говорящие,
пока лично не увидишь описываемый конструкт.
Я сошел на берег у Галатского моста и нырнул в путаница приморских улиц,
намереваясь отправиться прямиком к мечети. Мостовая первое дело плавно забирала вверх
и направо, потом пошла вверх и налево, так что в конце концов я оказался
в окружении ветхих деревянных домов, опутанных электрическими проводами,
сиречь умирающий резиновыми трубками. За тридевять земель выступающие эркеры, поддерживаемые
жалкими столбиками, грозили свалиться на голову. Из раскрытых дверей кофейни
слышались голоса мужчин, играющих в триктрак, и распространялись ароматы кофе
и салепа — молочного киселя, сдобренного корицей. Все-таки, господствующим
все же был псина гниющих мусорных куч, возвышающихся немного погодя и сям. А по мостовой
против мне сочились потоки мыльной воды, выплескиваемой хозяйками, примирительно
вековой азиатской традиции, ребром за порог.
То была самая натуральная турецкая «махалла» — вековой жилой
квартал, не обозначенный путеводителем в качестве «очаровательного уголка».
Одичание и сонная недвижность казались нереальными в шумном, крикливом
Стамбуле. Всего однажды попался навстречу мальчонка-разносчик с парой чая
бери мельхиоровом подносе, да разноцветные кошки рыскали насколько хватает глаз в поисках
пропитания. К повсеместному присутствию кошек в Турции относятся мягко,
поскольку кошка была любимым животным Пророка. За мере того как я поднимался
в холм, становилось ясно, словно трущобный квартал обречен: поверху на него
неотвратимо наползали богатые особняки. Наконец-то, когда из-за угла показался
снежно-голубой автобус — кондиционированный кисельные берега для утомленных солнцем туристов,
— я понял, что-нибудь цель близка. И точно — поверх минуту выросла передо мной
серая левиафан Сулеймание-джами.
Квадратный курдонер мечети, с минаретами по углам, был пленение людей. Пассажиры
бело-голубых автобусов слушали комментарий гидов, фотографировались, вступали
в ненадежный диалог с навязчивыми продавцами сувениров. Наименее стойкие
сейчас обзавелись красными фесками, глазурованными медальонами «через сглаза»,
шелковыми платками и молитвенными ковриками.
Базарные сцены непроизвольно вызывали в памяти известную евангельскую притчу
об изгнании Иисусом торговцев и менял изо храма. Действительно, для христианской,
а в особенности православной, устои неприемлемо соседство на одной площадке
так чуждых друг другу занятий, сиречь обращение к Богу и поклонение златому
тельцу. Между тем мусульмане не проводят таково резкой границы между мирским
и божественным. Так-таки и сам пророк Мухаммед успешно сочетал проповедническую
операция с торговлей. И не только. Возглавляя религиозную общину Медины,
спирт стал также правителем города, судьей и военачальником.
Основа же в том, что святилище вовсе не является «храмом мусульман»,
подобно наших церквей. На самом деле сие только общественное здание интересах
коллективных молений. По-арабски храм называется «масджид»,
точно дословно переводится как «город, где отдаются земные поклоны».
Благодаря чего мечети не освящают и они безграмотный окружены привычным для Христя ореолом
святости. Ведь единственным святилищем ислама говорят Кааба, кубическое
сооружение с «черным камнем» в стене, находящееся в центре главной
мечети Мекки…
Же эти тонкости я постиг уж после возвращения в Москву, почитав кое-какие
книги ученых людей.
Сулеймание-джами — одна изо соборных, то есть крупных мечетей Стамбула,
идеже произносятся проповеди. Когда а в мечети не совершается служба,
сюда может забраться любой, независимо от пола и вероисповедания. Что в порядке вещей только
обязательно снять бурка. Если ноги голые, их желательно укрыть, обернув себя
поданным служителем куском текстильные изделия с тесемками. Только после сего ступаешь
на устилающие паркет мягкие ковры. Прогуливаясь назад-вперед вдоль шнура, огораживающего
центральную раздел мечети от вторжения праздных туристов, я рассматривал
витражи XVI века, ощущал ладонями незакатный холод колонн, привезенных семо
из заморских владений падишаха, пытался отрекомендовать, как неведомые мастера,
забравшись держи леса, выводили золотом почти куполом и на стенах аяты — священные
стихотворение Корана, вслушивался в невнятный речитатив паломника, отбивавшего
в укромном уголке земные поклоны в сторону Мекки, дивился гармонии сфер
и полусфер, образующих преграждение, похожее на пчелиные соты, вглядывался
в покрывавшие стены узоры, выдержанные в изысканной бледно-бежево-голубой
гамме…
Выше полчаса я вышел из мечети, завернул вслед за угол и оказался на примыкающем
к ней небольшом богова делянка. Табличка гласила, что оно находится в ведении
государственной службы музеев и памятников. Богова делянка было густо уставлено
изъеденными временем стелами с навершиями в виде тюрбанов и фесок может ли быть вовсе
без наверший. Арабская вязь коранических изречений и с выкрутасами растительный
орнамент украшали окончательный приют знатных людей империи — воинов, духовных
лиц, поэтов, толкователей законов.
Середь камней высилась восьмиугольная мастаба султана Сулеймана Великолепного
— усыпальница. Рядом — тюрбе в том но стиле, но меньшего размера, с табличкой:
«Прачеди султанши Хюррем». Обе гробницы были закрыты.
Побродив маленько по кладбищу и отбившись ото назойливых предложений продавцов
сувениров, я направился к выходу.
Идеже отдаются земные поклоны
Не по, я не предполагал, что только через два месяца еще окажусь
под сводами Сулеймание-джами.
В Москве ми стали известны некоторые романтические и трагические дела
жизни султанши Хюррем. И паки (и паки) возникла идея поговорить с имамом мечети Сулеймана
и зачуять, что называется, из первых уст огласка об истории этой мечети,
ни дать ни взять она устроена, как работает.
С просьбой создать такую встречу я обратился к российскому генеральному
консулу в Стамбуле Леониду Иосифовичу Манжосину. Я познакомился с ним в
июле прошлого годы, когда небольшая делегация журнала «Округ света»
летала в Константинополь на открытие мемориальной доски погибшим русским морякам
с подводной лодки «Морж»1. Дошлый истории и современной жизни
Турецкой Республики, Ленюся Иосифович несколькими остроумными рассуждениями
показал раз такое дело, сколь примитивны расхожие представления о российско-турецких
взаимоотношениях сиречь о череде войн, описанных в школьных учебниках истории
и популярных романах. Симпатия также дал нам осмыслить, что недурно бы то ли дело знать
южного соседа.
Сверху мой запрос через некоторое исполнившееся пришел обнадеживающий ответ: приезжайте,
муфтият (духовное мусульманское регулирование) дал разрешение на беседу и
съемку.
Автор остановились в небольшом отеле, расположенном в торговом районе Стамбула,
что-что спускается к Мраморному морю. В представлении среднестатистического
стамбульца, кончено люди из России — «челноки», приехавшие ради товаром.
На каждом шагу тебя окликают: «Напарник, есть дешевые кашемировые макси»,
«Мужчина, купите пару кожаных курток с фабрики» и т.п.
Преодолев баррикады импровизированных прилавков и стоек, выползших изо
магазинов на тротуары, пересекаем шумную улицу Орду и углубляемся в тайн
университетский квартал. Пятнадцать минут веселей — и мы у цели. Из аппаратура
с дипломатическими номерами выходит молодка человек, представляется:
Аля Рогоза, третий секретарь генерального консульства, буду у вам переводчиком.
Перед дощатой конторкой у дверей мечети снимаем бурка, входим, представляемся.
Трое мужчин с нескрываемым удивлением разглядывают нас, листают отечественный журнал,
наблюдают вслед за манипуляциями коллеги, налаживающего фотоаппаратуру. «Какие-так
странные русские: приехали в Константинополь, чтобы поговорить о мечети»,
— читается получай их лицах.
После короткой беседы несложно одетый мужчина лет сорока-белобока попросил следовать
за ним. Сие был Сулейман Ибрагимолу, глава-хатиб мечети. Необходимо прокомментировать,
что точно в такой степени же, как мечеть никак не является храмом в нашем понимании фраза,
так и имам — без- священник, а лишь предстоятель кайфовый время молитвы, духовный
репетитор мусульманской общины. «Наш» глава имел еще и приставку
«хатиб», ведь есть был ученым богословом, имеющим резон выступать
с проповедью.
Проходим ровно по коврам в центральную часть мечети и останавливаемся без околичностей
под огромным куполом. Исламский священник-хатиб описывает уникальные совершенства мечети
Сулеймана. Во-первых, симпатия — крупнейшая в Стамбуле, может втиснуть до 10
тысяч человечек одновременно. Во-вторых, обладает великолепной акустикой.
В стены и свод, по указанию архитектора Синана, были заложены полые резонирующие
кувшины, (на)столь(ко) что проповедник может беседовать без особого напряжения, и его
кудахтанье будет слышен в самых дальних углах здания. В-третьих, Синан применил
большой ряд остроумных инженерных решений. Ну-кась вот, например, задача: (языко
удалять неизбежную копоть четырех тысяч горящих свечей? Синан устроил в
верхней части северной стены «коптильню» с отверстиями, все равно куда
копоть втягивалась сквозняком и осаждалась позднее.
Обращают на себя напирать четыре монолитные колонны, подпирающие маковка.
Одна была привезена изо Баальбека, другая — из Египта, а двум были вырублены
на месте. Собственноручно (делать) купол искусно расписан арабской вязью. Назидательное эпигр
из Корана напоминает правоверным о фолиант, что небо, без всякого сомнения,
удерживается по собственному желанию Аллаха.
Еще одна характерность этой мечети — особый ларек, предназначенный
для султана Сулеймана. Тогда он мог сосредоточиться для молитве и отдавать,
(языко и все, земные поклоны, а подданные могли замечать своего падишаха,
невыгодный причиняя неудобств ни ему, ни страже.
Глава подводит нас к михрабу — невысокой нише в южной стене мечети. Разубранный
резьбой михраб обращен в сторону Мекки, и кайфовый время намаза молящиеся располагаются
рядами где-то, чтобы поклоняться Каабе. Исламский священник же находится впереди, у михраба.
Салат продолжается всего 15-20 минут, задним числом чего имам-хатиб поднимается
в минбар, своего рода кафедру, и произносит хутба.
Я спросил имама Сулеймана, какое в эту пору число по хиджре — мусульманскому
летосчислению, ведущему подсчёт времени с 16 июля 622 годы, что связано
с переселением Мухаммеда и его приверженцев с Мекки в Медину. Собеседник
затруднился отозваться, но послал помощника отправить настольный переносной
календарь, вследствие которому и выяснилось, что 17 октября 1996 годы соответствует
5 мухаррама 1417 возраст по хиджре.
5 мухаррама выпало для пятницу, праздничный день всех мусульман. Егда-то
пятница была в Медине базарным среди бела дня, и после завершения торгов Пророк
обращался с речью к собравшимся в рыночной площади. С тех пор и установилась
каста традиция. Имаму-хатибу вскорости предстояло произнести пятничную речь,
и он выразительно посмотрел в часы. Пора было расставаться, поскольку посторонние
не должны разыскиваться в мечети во время богослужения.
Сулеймание-джами — навороченный пример просветительской и благотворительной
деятельности Великолепного. Затем что это была малограмотный просто мечеть. Ее окружали
сообразно периметру четыре медресе, амбулатория, бесплатная столовая для учеников
медресе и паломников, постоялый надворье, библиотека, бани. Чтобы обнимать
этот невиданный в XVI веке слабое место учреждений, Сулейман приказал сотворить
специальный фонд, в который передал остатки своих владений.
Сулейман заботился и о расширении границ империи Османов — близ нем она
достигла высшей точки могущества и простиралась с Триполи до Закавказья
и с Венгерского королевства до Египта. Же в историю он вошел до сих пор же под
именем «Блестящий», потому что понимал и чтил оригами, многое
сделал для прикрасы и благоустройства столицы и своего дворца Топкапы.
В на время Сулеймана должно расцвет творчества великого архитектора
Коджи Мимара Синана, обращенного в исламизм грека из Каппадокии; вслед за
свою долгую жизнь дьявол построил 360 различных сооружений, в томишко числе 84
мечети…
Автор обошли некогда наполненные кипучей жизнью строения, окружавшие храм
Сулеймана. Лишь немногие с них сохранили свое старое назначение. В одном
находится богатейшее скопление рукописей, существует и больница. Оставшиеся
здания проданы различным компаниям лещадь рестораны, магазины, часть построек
— в запустении. Нечаянно или нет, но инициирование Сулеймана Великолепного
получило неожиданное пролонгация в соседнем квартале, где разместился ситетский
городок.
Издали послышался продолжительный призыв муэдзина к намазу. И точно по волшебству громко
откликнулся голос с минарета Сулеймание-джами: «Аллах старший! — Аллах
велик!» Пение был записан на пленку, и в промежутках промежду каноническими
фразами, повторяемыми после нескольку раз, было слышно тресканье магнитофонной
пленки. «Свидетельствую, точно нет Бога, кроме Аллаха!», — разносилось
около. — «Свидетельствую, что Пророк — посланник Аллаха!»
Под сии призывы мы возвратились к мечети. Двери ее были всеобъемлюще распахнуты,
и к ним направлялись группы при полном параде одетых людей, преимущественно мужчин.
Же и женщины встречались — для них в мечети питаться огороженная изящной деревянной
решеткой полигон. Другие люди, бедно одетые и, за всей видимости, приехавшие
откудова-то, совершали ритуальное обмывание, пользуясь водопроводными кранами,
установленными по стены. «Спешите на молитву!» — звал речь
сверху. — «Ищите спасения!»…
Получай прощанье мы решили придвинуться к усыпальницам Сулеймана и Хюррем. Получи
сей раз гробница Сулеймана была открыта, и я вошли внутрь, оставив получай
крыльце обувь. Перед нами находился гигантский саркофаг Сулеймана Великолепного,
поросший зеленым сукном. Рядом до этого времени два саркофага. Длинные толстые свечи
были установлены передо каждым из них.
Вошел старичишка, рухнул на колени до Великолепным, принялся горячо преклоняться
и бить поклоны.
В гробницу султанши нам попасть маловыгодный удалось — она опять была заперта.
Так жизнь Хюррем к этому времени сделано приоткрылась мне.
Смеющаяся и панаш
Жила-была девочка в городе Рогатине, словно подо Львовом, на древней земле
княжества Галицкого. Девочку звали Анастасией. Парение ей было пятнадцать,
приходилась возлюбленная дочерью местному православному священнику Гавриле Лисовскому
и приставки не- была отмечена никаким особым наслышан свыше. Судьба ее могла бы родиться
примерно так же, делать за скольких судьбы тысяч других Анастаска, Марий, Парасок, Христин,
умиротворенно живших на привольных равнинах Ополья, (само собой) разумеется только близок был роковушный
час ее жизни.
Уж клубилась пыль на приднестровских шляхах подо копытами неутомимых
крымских коней, лилась кровопролитие и стоял стон над разоренными и сожженными
городками Ополья. Сейчас приближалась к Рогатину разбойничья ханская полки,
чтобы поживиться товаром в богатых лавках, дорогим убранством церквей,
скарбом горожан, а самое опора — захватить молодиц для продажи в Кафе-мороженое,
на невольничьем рынке. А прикованные к скамьям рабы сейчас гнали из Стамбула
получай север, в Крым, пестрые фелюги, для того чтоб торговцы прикупили свежую партию
живого товара.
Девуня из яблонево-вишневого Рогатина, с родительского дома, из беззаботного
детства попала получи пыльный Бедестан — стамбульский произношение. Нетронутую рыжеволосую
славянку домохозяин охотно демонстрировал обнаженной тем, кто такой желал приобрести
еще одну наложницу. Игбо закон разрешает правоверному дрюкать четыре жены,
о числе но наложниц Пророк не сказал приемлемо.
Настасья приглянулась богатому вельможе Ибрагим-паше, приближенному
самого султана Сулеймана, и дьявол купил ее. Новый принципал назвал ее Роксоланой,
почто означает по-латыни «Водка». Неожиданно для себя некто обнаружил,
что золотоволосой рабыне ведом его родимый язык, поскольку сей турецкий
сановник был по происхождению еллин. И тогда хитрый паша, чем того чтобы
самому словить кайф прелестями юной полонянки, решил сообщить ее в дар
султану. Ибрагим наверно рассудил, что жизнерадостная и образованная Роксолана
безграмотный останется незамеченной среди изнеженных, ленивых обитательниц султанского
гарема, вследствие чему и он со временем далеко не будет обойден милостью падишаха.
В гареме, называемом Баб-побег-сааде, то есть «Врата блаженства»,
Роксолана получила ради острый язычок и раскатистый сардонический прозвище Хюррем,
который означает «Смеющаяся».
Вскоре романтическая очень связала Сулеймана и Хюррем. А сверх несколько
лет султан заключил с ней праздничный брак по мусульманскому обряду, возвел
в разряд баш-кадуны — главной (а по сути единственной) жены и обращался
к ней «Хасеки», кое-что означает «Милая сердцу». Хюррем
оказалась без- только желанной любовницей, однако и интересной, умной собеседницей,
сведущей в искусствах и государственных делах. В житье-бытье разлуки (а Сулейман
совершил 13 военных походов) они переписывались изысканными стихами получай
персидском и арабском языках. Одна с образованнейших женщин своего времени,
симпатия принимала иностранных послов, отвечала возьми послания иноземных государей,
влиятельных вельмож и художников.
Раз как-то флорентийцы поместили парадный образ Хюррем, для которого
возлюбленная позировала венецианскому художнику, в картинной галерее. В таком случае был единственный
женский портретик среди изображений крючконосых бородатых султанов в огромных
тюрбанах — да ведь и Хасеки была единственной в своем роде внутри жен восточных
владык.
Симпатия родила одну дочь и четверых сыновей. Пара из сыновей умерли самочки,
один был задушен за приказу отца, а последний изо оставшихся в живых — беспутный
забулдыга, лицом и цветом волос аналогический на мать, стал султаном Селимом II,
прозванным в народе Пьяницей.
Всю содержание ее сопровождали наговоры, каверза придворных, сплетни и досужие
вымыслы завистников, с-за чего однажды симпатия чуть не лишилась головы. Все-таки,
кто знает, как будто, здесь применима пословица о дыме, кой не бывает
без огня. Австрийский усол отмечал в своих донесениях, чего султан находится
под сильным влиянием жены, которая «вертит им, что ей вздумается».
Новый современник, ища объяснения столько необычному феномену, предполагал
деяние колдовских чар или неизвестного «славянского зелья».
Судачили снова, что в Сулеймане говорит блеяние крови, ибо рожден некто якобы
сербиянкой, любимой наложницей отца, султана Селима Грозного.
О султанше Хюррем написано (хоть) немного романов, десятки исторических штудий
бери разных языках. Нередко симпатия предстает в них этакой восточной дама Макбет,
ненасытной злодейкой. Лупить версия, что она была причастна к устранению
наследника престола, сына Сулеймана ото первой жены, предполагается опять же,
что на совести султанши братоубийство ее благодетеля Ибрагим-паши. Приблизительно это или
нет, покрытая мраком. Образ Хюррем покрылся вслед за четыре с половиной столетия в такой степени
плотной патиной всевозможных слухов, легенд, противоречивых оценок, кое-что
уже нельзя разглядеть отъявленный облик этой женщины с необыкновенной даже если
для своего времени судьбой.
Безлюдный (=малолюдный) будем забывать: шел шестнадцатый сеиченто, век Тициана, Коперника, Рабле,
Нострадамуса — так и век Кортеса и Писарро, Ивана Грозного и Филиппа Испанского,
сожжения Джордано Бруно и Варфоломеевской резни. Невыгодный будем забывать: нравы
султанского двора были жестокими, карминовый обычай престолонаследия, установленный
султаном Мехметом-Завоевателем, незыблем. Симпатия гласил, что сын султана, взойдя
получай трон, обязан умертвить своих братьев, умереть и не встать избежание междоусобиц и раскола
империи Османов. Предвидя об этом и будучи безграмотный в силах что-либо реконструировать, могла
ли мать безлюдный (=малолюдный) думать о том, чтобы соблюсти жизнь — а следовательно, возвести
получи престол — хотя бы одного изо своих сыновей?..
Быть может, продувной царедворец Ибрагим-паша пытался взять за мудя султаншу
ради достижения каких-так своих целей, и она направила карающую руку мужа
несмотря на. Ant. позади единственного свидетеля своего былого позора?.. Все ж таки воспоминания
о пережитых унижениях ежеминутно преследовали Хюррем. Неслучайно симпатия, как
только у нее появились наличные, велела срыть невольничий развал и поставить
на его месте кааба, медресе и богадельню. Та святилище и больница в здании
богадельни до самого сих пор носят номенклатура Хасеки, так же как бы и прилегающий к ним
район города.
В Стамбуле упихивать еще одно сооружение, носящее ее фамилия. Это огромная баня,
охраняемый государством мемориал архитектуры. Баня была построена получи средства
Хюррем с условием, что же доход от ее эксплуатации пойдет получи поддержание в
должной сохранности Айя-Софии. Который знает, быть может, дочушка православного
батюшки втайне надеялась, как когда-нибудь вновь засияют нате стенах Святой
Софии лики христианских святых и византийских императоров, исчезнувшие
подо слоем штукатурки, когда превратилась православная святая святых в мечеть.
И ведь настал часик! Стала музеем древняя храм, расчистили реставраторы
поздние наслоения, и ныне мирно соседствуют в музейном пространстве медальоны
с изречениями Мухаммеда и мозаики с христианскими сюжетами…
Хюррем невыгодный хотела быть безгласной тенью могущественного мужа, вела свою
игру. Однако она была — С м е ю щ а я с я.
Она умерла до того времени Сулеймана, не дожив поперед пятидесяти. По указанию тоскующего
султана, зодчий Синан соорудил усыпальницу в саду у мечети. В восьмигранной
гробнице, похожей получай резную шкатулку, навеки упокоилась хрупкая особа,
которая была наречена около крещении православным именем Анастаска, а погребена
по мусульманскому закону по-под именем Хюррем.
Было и быльем поросло.